Немного солнца в холодной воде краткое.

Саган Франсуаза

Франсуаза Саган

Немного солнца в холодной воде

Перевод Н. Немчиновой.

Моей сестре

И я вижу ее, и теряю ее, и скорблю, И скорбь моя подобна солнцу в холодной воде.

Поль Элюар

* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПАРИЖ *

Глава первая

Теперь это случалось с ним чуть не каждый день. Если только накануне он не напивался до того, что утром вставал с постели, словно в зыбком тумане, шел под душ, бессознательно, маши-нально одевался, и сама усталость освобождала его тогда от бре-мени собственного "я". Но чаще бывало другое, мучительное: он просыпался на рассвете и сердце колотилось от страха, от того, что он уже не мог называть иначе, чем страх перед жизнью, и он ждал: вот-вот речитативом заговорят в его мозгу тревоги, неудачи, голгофа начавшегося дня. Сердце колотилось; он пытался заснуть, пробовал забыться. Тщетно. Тогда он садился на постели, хватал не глядя стоявшую под рукой бутылку мине-ральной воды, отпивал глоток безвкусной, тепловатой, мерзкой жидкости-такой же мерзкой, какою представлялась ему соб-ственная жизнь в последние три месяца. "Да что же это со мной? Что?"-спрашивал он себя с отчаянием и яростью, так как был самолюбив. И хотя ему нередко приходилось наблюдать у других, искренне уважаемых им людей нервную депрессию, подобная слабость казалась ему оскорбительной, как пощечина. С юных лет он не слишком задумывался над самим собой, для него вполне достаточно было внешней стороны жизни, а когда он вдруг заглянул в себя и увидел, каким болезненным, немощным, раздражительным существом он стал, то почувствовал суеверный ужас. Неужели этот тридцатипятилетний мужчина, который чуть свет садится на кровати и без всякой видимой причины нерви-чески вздрагивает, неужели это и есть он? Неужели к этому при-вели его три десятилетия беззаботной жизни, полной веселья, смеха и лишь изредка омрачаемой любовными горестями? Он уткнулся головой в подушку, прижался к ней щекой, словно по-душка обязана была дарить блаженный сон. Но глаз он так и не сомкнул. То ему становилось холодно и он кутался в одеяло, то он задыхался от жары и сбрасывал все с себя, но так и не мог укротить внутренней дрожи, чего-то схожего с тоской и безысход-ным отчаянием.

Конечно, ничто не мешало ему повернуться к Элоизе и за-няться любовью. Но он не мог. Три месяца он не прикасался к ней, три месяца об этом и речи не было. Красавица Элоиза!.. Любо-пытно, как она с этим мирится... Будто чует в нем что-то болезненное, странное, будто жалеет его. И мысль об этой жалости угнетала больше, чем ее гнев или возможная измена. Чего бы он не дал, чтобы захотеть ее, чтобы броситься к ней, уйти в это всегда новое тепло женского тела, неистовствовать, забыться - только уже не сном. Но как раз этого он и не мог. А несколько робких попыток, на которые она отважилась, окончательно отвра-тили его от Элоизы. Он, который так любил любовь и мог отда-ваться ей при любых обстоятельствах, даже самых странных и нелепых, оказывался бессильным в постели рядом с женщиной, нравившейся ему, женщиной красивой и к тому же действительно им любимой.

Впрочем, он преувеличивал. Как-то раз, три недели назад, после знаменитой вечеринки у Жана, он овладел ею. Но теперь это уже забылось. Он слишком много выпил в тот вечер - на что были свои причины,- ему смутно помнилась лишь грубая схватка на широкой постели и приятная мысль при пробуждении, что очко выиграно. Словно краткий миг наслаждения мог быть реван-шем за тягостные ночи без сна, за неловкие оправдания и на-пускную развязность. Конечно, не бог весть что. Жизнь, которая прежде была так щедра к нему-по крайней мере он так считал, и это было одной из причин его успехов,-вдруг отступила от него, как отступает море в часы отлива, оставив одинокой скалу, к которой оно так долго ластилось. Представив себя в образе одинокого старика утеса, он даже рассмеялся коротким, горьким смешком. Но ведь действительно, думалось ему, жизнь покидала его, словно кровь, вытекающая из тайной раны. Время уже не шло, а исчезало куда-то. Сколько бы он ни твердил себе, сколько ни убеждал себя, что еще и сейчас у него есть много за-видного: выигрышная внешность, интересная профессия, успехи в разных областях,-все эти утешения казались ему столь же пустыми, столь же никчемными, как слова церковных акафистов... Мертвые, мертвые слова.

Вдобавок вечеринка у Жана обнаружила, сколько отврати-тельной физиологичности было в его переживаниях. Он на минуту вышел из гостиной и отправился в ванную комнату вымыть руки и причесаться. Тут у него выскользнуло из рук мыло и упало на пол, под умывальник; он нагнулся, хотел поднять. Мыло лежало под водопроводной трубой, розовый брусочек как будто прятался там; и вдруг эта розовость показалась ему непристой-ной, он протянул было руку, чтобы взять его, и не смог. Словно то было маленькое ночное животное, притаившееся во мраке и готовое поползти по его руке. Жиль застыл на месте от ужаса. А когда распрямился, весь в поту, и увидел себя в зеркале, в глу-бине его сознания вдруг проснулось какое-то отрешенное любо-пытство, и чувство страха встало на свое место. Он вновь присел на корточки и, глубоко вздохнув, как пловец перед прыжком с трамплина, схватил розовый обмылок. Но тотчас же швырнул его в раковину, как отшвыривают уснувшую змею, которую при-няли за сухой сучок; целую минуту после этого он плескал себе в лицо холодной водой. Вот тогда-то и пришла мысль, что виной всему надо считать не печень, не переутомление, не "нынешние времена", а нечто совсем другое. Вот тогда-то он и признал, что "это" в самом деле случилось: он болен.

Повесть Франсуазы Саган «Немного солнца в холодной воде» состоит из пяти частей.
Главного героя зовут Жиль Лантье, парижанин и работник одной из столичных газет. Он страдает уже несколько месяцев от необъяснимой тоски и горечи.
Первая часть произведения носит название «Париж» и состоит из восьми глав. Основную часть времени Жиль «напивается до зыбкого тумана в голове», его мучают тревоги, жизнь кажется ему бессмысленной и никчемной. Причин у этого нет, но тоска «съедает» его. У Жиля Лантье есть любимая женщина, фотомодель Элоиза, но и в отношениях с ней нет стабильности – вот уже «три месяца он не прикасался к ней». Будничная работа наводит тоску, в мире происходят «кровавые события», но герою и это безразлично. Коллега героя - Жан, пытается вызвать его на откровенный разговор, а затем советует сходить к врачу. По мнению Жана, у Жиля элементарная депрессия, и настает момент, когда все пройдет. Доктор оказывается умным человеком, но на Жиля смотрит «со скучающим видом». Доктор предлагает герою какие-то таблетки, но Жиль «ошеломленный равнодушием эскулапа», отказывается. Тогда герой отправляется к Жильде, хорошо знакомой проститутке. Он делится с ней своей проблемой, она подтверждает всеобщее мнение о возможной депрессии и предлагает для успокоения пообщаться с «необыкновенно зажигательной женщиной». Жиль остается в доме Жильды, но когда «зажигательная женщина» стучит в дверь его комнаты, он не отпирает ей. Тоскливая жизнь продолжается. Герой решает уехать в провинцию Лимож, к сестре, надеясь таким образом обрести утраченную радость жизни.
Вторая часть повести носит название «Лимож» и также состоит из восьми глав. В этой части автор раскрывает перед читателем жизнь героя в доме сестры. Сестра героя Одилия замужем, ее муж Флоран кажется Жилю слишком простодушным, но Жиль терпит его общество. На одной из вечеринок, куда приходит Жиль вместе со своей сестрой и ее мужем, он знакомится с прекрасной женщиной – мадам Сильвенер. Она заметно выделяется из серого общества, ее называют «королевой города», и Жиль вдруг ощущает смутное чувство подступающего счастья. Вскоре выясняется, что Натали Сильвенер полюбила Жиля с первого взгляда. Они начинают встречаться. Но Жиль не хочет заниматься любовью с Натали, он снова испытывает страх неудачи. Все оказывается именно так, как он и предполагал. Но Натали бесконечна добра к нему, она совсем не смеется над ним, и сила возвращается к Жилю. Постепенно герой начинает замечать, что «безудержная тоска» куда-то исчезла, а ее заменила радость, бесконечная радость жизни…
Неожиданно Жилю звонят из Парижа. Главный редактор просит его приехать. Как выясняется позже, Жиля назначают на высокую должность в редакции газеты. Он достигает того, о чем давно мечтал.
Третья часть повести «Немного солнца в холодной воде» носит название «Париж». В трех ее главах автор рассказывает о поездке героя в Париж. Унылый город теперь кажется герою прекрасным. Жиль звонит Натали, и ее голос в трубке вызывает еще более сильное желание жить.
Четвертая часть повести, также как и вторая, носит название «Лимож». Главный герой возвращается в этот небольшой городок. В первую же встречу с Натали Жиль признается ей, что любит ее. Натали решает уйти от мужа, чтобы быть с Жилем, пока он ее любит. А однажды, когда семья Сильвенер дает званный вечер, Жиль оказавшись там, с удивлением замечает, что муж Натали достаточно умен и весьма хорош собой.
Пятая часть повести называется «Париж» и состоит из десяти глав. Натали Сильвенер переезжает в дом Жиля Лантье. Элоиза уходит от Лантье, становится любовницей главного фотографа журнала «Вог» и делает головокружительную карьеру. Жиль знакомит Натали со своими друзьями, коллегами и про себя замечает, что она гораздо образованнее и умнее их. Вскоре герой видит, что «играет при этой женщине глупейшую роль», он ничего не понимает в театре, ни в литературе, ни в музыке. Он все больше осознает, что она лучше его. В нем закипает некая неприязнь к ней, особенно после одной из ночных «пьянок», после которой Натали совсем не ругает его. Он зол: на себя, на эту необъяснимую любовь и возникшую вдруг ненависть. Однажды у себя дома он признается Жану, что Натали своего рода «пуховая подушечка», которая согрела, вернула к жизни, а теперь «эта подушка давит на лицо, душит». Натали, которая спала в соседней комнате, просыпается, и слышит их разговор. Спокойно она выходит из дома. В полночь звонит телефон. Выясняется, что Натали сняла номер в одной из гостиниц, написала записку Жилю, в которой обвиняла себя, и приняла огромную дозу гарденала. Спасти ее, несмотря на все усилия врачей, не удается.
Так завершается повесть Франсуазы Саган «Немного солнца в холодной воде».

Журналист Жиль Лантье, которому сейчас тридцать пять лет, в депрессии. Почти каждый день он просыпается на рассвете, и сердце его колотится от того, что он называет страхом перед жизнью. У него привлекательная внешность, интересная профессия, он добился успеха, но его гложут тоска и безысходное отчаяние. Он живёт в трёхкомнатной квартире с красавицей Элоизой, работающей фотомоделью, но духовной близости с ней у него не было никогда, а теперь она перестала привлекать его даже физически. Во время одной вечеринки у его приятеля и коллеги Жана Жиль, отправившись помыть руки в ванную комнату, вдруг почувствовал там неизъяснимый ужас при виде маленького розового кусочка мыла. Он протягивает руки, чтобы взять его, и не может, словно мыло превратилось в какое-то маленькое ночное животное, притаившееся во мраке и готовое поползти по его руке. Так Жиль обнаруживает, что, скорее всего, у него развивается психическая болезнь.

Жиль работает в международном отделе газеты. В мире происходят кровавые события, пробуждающие у его собратьев щекочущее чувство ужаса, и ещё не так давно он тоже охотно ахал бы вместе с ними, выражая своё негодование, но сейчас он испытывает от этих событий только досаду и раздражение оттого, что они отвлекают его внимание от подлинной, его собственной драмы. Жан замечает, что с его другом творится что-то неладное, пытается как-то встряхнуть его, советует либо поехать отдохнуть, либо отправиться в командировку, но безуспешно, потому что Жиль ощущает неприязнь к любого рода деятельности. За последние три месяца он практически перестать встречаться со всеми друзьями и знакомыми. Доктор, к которому обратился Жиль, выписал ему на всякий случай лекарство, но объяснил, что главное лекарство от этой болезни - время, что нужно просто переждать кризис, а главное - отдохнуть. Такой же совет даёт ему и Элоиза, у которой несколько лет назад тоже было нечто подобное. Жиль в конце концов внимает всем этим советам и отправляется отдыхать к своей старшей сестре Одилии, живущей в деревне под Лиможем.

Когда он прожил там, не испытав никакого улучшения, две недели, сестра вытаскивает его в гости в Лимож, и там Жиль знакомится с Натали Сильвенер. Рыжеволосая и зеленоглазая красавица Натали, жена местного судейского чиновника, ощущает себя королевой Лимузена, то есть той исторической области Франции, центром которой является Лимож, и ей хочется понравиться приезжему парижанину, к тому же журналисту. Мало того, она с первого взгляда влюбляется в него. Но у сердцееда Жиля на этот раз нет ни малейшей склонности к любовным приключениям, и он спасается бегством. Однако на следующий день Натали сама заезжает к его сестре в гости. Между Жилем и Натали быстро завязываются любовные отношения, в которых инициатива постоянно принадлежит ей. У Жиля появляются первые признаки выздоровления и возрождения интереса к жизни.

А между тем в Париже в его газете освобождается место заведующего редакцией, и Жан предлагает кандидатуру Жиля, который в связи с этим вынужден срочно возвратиться в столицу. Все складыва ется как нельзя лучше, и Жиля утверждают в должности. Однако, хотя он и мечтал уже давно об этом повышении по службе, теперь этот успех не слишком сильно волнует его. Ибо мыслями своими он находится в Лиможе. Он понимает, что серьёзно влюбился, не находит себе места, постоянно звонит Натали. И объясняет ситуацию Элоизе, которая, естественно, тяжело страдает от необходимости расстаться с Жилем. Проходит всего три дня, а Жиль уже снова мчится в Лимож. Отпуск продолжается. Любовники проводят вместе много времени. Однажды Жиль оказывается на вечере, организованном Сильвенерами в их богатом доме, где, как отмечает опытный взгляд журналиста, подавляла вовсе не роскошь, которой парижанина не удивишь, а ощущение прочного достатка. На этом вечере у Жиля происходит разговор с братом Натали, который откровенно признается ему, что он в отчаянии, потому что считает Жиля слабым, безвольным эгоистом.

Натали и раньше выражала готовность бросить мужа и ехать за Жилем хоть на край света, а этот разговор подталкивает Жиля к более решительным действиям, и он решает как можно скорее увезти ее к себе. Наконец отпуск заканчивается, Жиль уезжает, и через три дня - чтобы соблюсти приличия - Натали приезжает к нему в Париж. Проходит несколько месяцев. Жиль постепенно осваивается с новой должностью. Натали посещает музеи, театры, осматривает достопримечательности столицы. Потом устраивается на работу в туристическое агентство. Не столько из-за денег, сколько для придания своей жизни большей осмысленности. Все идёт вроде бы хорошо, но в этих отношениях появляется первая трещина. Главный редактор, он же владелец газеты, пригласивший Жиля, Натали и Жана поужинать, самодовольно цитирует Шамфора, заявляя, что эти слова принадлежат Стендалю. Натали, женщина начитанная и в то же время бескомпромиссная, поправляет его, чем вызывает неудовольствие и у начальника, и у слабохарактерного, склонного приспосабливаться Жиля. И вообще он все больше и больше оказывается во власти раздирающих его противоречий. В его душе зреет конфликт между любовью к Натали, благодарностью ей за своё чудесное исцеление и тоской по прежней вольготной жизни, жаждой свободы, желанием чувствовать себя самостоятельным и больше общаться, как в прежние времена, с приятелями.

Поехав по случаю болезни и смерти тётки в Лимож, где муж уговаривает ее остаться, Натали сжигает за собой все мосты и делает окончательный выбор в пользу Жиля. Опрометчивый шаг, как вскоре выясняется. Однажды утром Жиль приходит в редакцию сияющий: накануне вечером он написал очень хорошую статью о событиях в Греции, связанных с приходом к власти «чёрных полковников». Он читает ее Натали, она восхищается этой статьёй, и Жиль ощущает подъем сил. Это для него очень важно, потому что в течение последнего времени у него было что-то вроде творческого кризиса. Похвалили статью и главный редактор, и Жан. А после того как они выпустили в тот день газетный номер. Жиль приглашает Жана к себе домой. Они устраиваются в гостиной, выпивают кальвадос, и тут Жиль обнаруживает в себе неодолимую тягу к психоанализу. Он начинает объяснять Жану, что когда-то Натали здорово помогла ему, согрела его и вернула к жизни, но что теперь ее опека душит его, ему в тягость ее властность, прямолинейность и цельность. При этом он признает, что упрекнуть подругу ему не в чем, что виноват скорее он сам, точнее, его вялый, слабый, неустойчивый характер. К этому анализу, как отмечает автор. Жилю следовало бы добавить, что он не может и помыслить себе жизни без Натали, но в порыве гордости и самодовольства, видя явное сочувствие друга и собутыльника, он избавляет себя от этого признания. А совершенно напрасно. Потому что тут вдруг обнаруживается, что Натали в этот момент была вовсе не на работе, как они предполагали, а рядом, в спальной комнате, и слышала весь разговор от начала до конца. Правда, выйдя к друзьям, она им этого не сказала. Она выглядит вроде бы спокойно. Перебросившись с друзьями двумя-тремя словами, она выходит из дома. Несколькими часами позже выясняется, что она пошла вовсе не по делам, а сняла комнату в одном из отелей и приняла там огромную дозу снотворного. Спасти ее не удаётся. В руках у Жиля оказывается ее предсмертная записка: «Ты тут ни при чем, мой дорогой. Я всегда была немного экзальтированная и никого не любила, кроме тебя».

Саган Франсуаза

Франсуаза Саган

Немного солнца в холодной воде

Перевод Н. Немчиновой.

Моей сестре

И я вижу ее, и теряю ее, и скорблю, И скорбь моя подобна солнцу в холодной воде.

Поль Элюар

* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПАРИЖ *

Глава первая

Но что же теперь делать? Найдется ли на свете более одино-кое существо, чем человек, принявший решение жить весело, счастливо с благодушным цинизмом, человек, пришедший к та-кому решению самым естественным путем-инстинктивно- и вдруг оставшийся с пустыми руками, да еще в Париже, в одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году нашей эры? Обра-титься к психиатру представлялось ему унизительным, и он реши-тельно отверг эту мысль - из гордости, которую он склонен был считать одним из лучших свойств своей натуры. Значит, остава-лось только одно - молчать. И продолжать это существование. Вернее, попытаться продолжать. Кроме того, сохраняя прежнюю слепую веру в жизнь с ее счастливыми случайностями, он на-деялся, что все это ненадолго. Время - единственный властитель, которого он признавал, унесло его любовные утехи, его радости, горести, даже некоторые взгляды, и не было оснований сомне-ваться, что оно справится и с "этой штукой". Но "эта штука" была чем-то безликим, безымянным, он не знал, что это, в сущ-ности, такое. А ведь, может быть, время имеет власть только над тем, что ты сам осознал.

Глава вторая

Он работал в международном отделе газеты и в этот день все утро провел в редакции. В мире происходили кровавые, немысли-мые события, пробуждавшие у его собратьев щекочущее чувство ужаса, и это раздражало его. Не так давно, всего три месяца назад, он охотно ахал бы с ними, выражал бы свое негодование, а теперь не мог. Ему было даже чуть досадно оттого, что этими событиями, происходившими на Среднем Востоке, или в США, или еще где-то, как бы пытались отвлечь его внимание от под-линной драмы-его собственной. Планета Земля вращалась в хаосе-у кого теперь могло возникнуть желание или нашлось бы время поинтересоваться его жалкими проблемами? Но разве мало часов потратил он сам, выслушивая мрачные исповеди и признания неудачников? Разве мало он совершил пресловутых подвигов спасения? И что же? Вокруг ходят люди с блестящими от возбуждения глазами, и только он один вдруг растерялся, точно заблудившийся пес, стал таким же эгоистом, как иные старики, таким же никчемным, как они. Внезапно у него возникло жела-ние подняться этажом выше, к Жану, и поговорить с ним. Ему казалось, что из всех его знакомых только Жан способен от-влечься от своих забот и посочувствовать ему.

В тридцать пять лет Жиль Лантье все еще был красив. "Все еще" - потому что в двадцать он отличался редкостной красотой, которую, впрочем, никогда не сознавал, хотя и весело пользовался ею, пленяя и женщин и мужчин (последних-бескорыстно). Теперь, пятнадцать лет спустя, он похудел, приобрел более муже-ственный облик, но в его походке, в движениях осталось что-то от победоносной юности. У Жана, который в прежние времена просто обожал его, хотя никогда ему этого не говорил, да и себе самому в этом не признавался, дрогнуло сердце, когда вошел Жиль. Эта худоба, эти синие глаза, эти черные, слишком длинные волосы, эта нервозность... Право, он становился все более и бо-лее нервным, и другу следовало бы им заняться. Но он все не мог решиться: Жиль так долго был для него символом счастья и беззаботности, что он не решался заговорить об этом, как не реша-ешься посягнуть на давно и прочно сложившийся образ... Что, если он рассыплется прахом... и Жану, который с незапамятных времен был круглым, лысым, задерганным жизнью, придется убедиться, что на свете не существует прирожденных счастливцев? Жан уже утратил немало иллюзий, но вот с этой иллюзией, быть может ввиду ее наивности, ему особенно жалко было расстаться. Он пододвинул стул, и Жиль осторожно опустился на сиденье, так как в комнате негде было повернуться из-за папок с мате-риалами, громоздившихся на письменных столах, на полу, на ка-мине. Жан протянул ему сигарету. Из окна открывался вид на серые и голубые крыши, на царство водосточных желобов, труб и телевизионных антенн, еще недавно восхищавшее Жиля. Но теперь он даже не посмотрел в ту сторону.

А ведь я уже читала Саган - удивленно думаю я, всматриваясь в обложку. «Любите ли вы Брамса» четыре года назад (противоречивые впечатления, но, в целом, понравилось), шесть лет назад «Здравствуй, грусть» (хотелось кричать и спорить), «Поводок» восемь лет назад (с претензией, не впечатлило), «Волшебные облака» (сильное произведение)… Были еще какие-то романы, но из памяти они исчезли, оставив после себя легкий шлейф прекрасной и загадочной Франции. Да, я уже читала ее, так почему же, открыв одно из самых известных произведений Франсуазы Саган, я испытываю такое отторжение? Не осталось и в помине легкого флера Парижа, упрямой свободолюбивой женской натуры, неясной грусти, ничем не объяснимого чувства утраты, перламутровых оттенков одиночества и жемчужно-серого ощущения неуверенности в себе. Да, Франсуаза Саган не моя любимая писательница, я с большей готовностью вступлю на сторону ее критиков, чем поклонников, но все же надо признать ее талант! Она умела воссоздать неповторимую атмосферу Франции 50-60-х годов, ее герои были живыми, а чувства настоящими. Что же случилось с этим романом?! Неужели его автор, та самая Саган? Этого просто не может быть.

Неумелое, совершенно дилетантское описание внутриличностного кризиса мужчины в самом расцвете лет. Депрессия, неврастения, неприкаянность главного героя не пробуждает ни капли сочувствия, не вызывают никакого сопереживания, и даже понимания (хоть в какой-то мере!) масштабов трагедии героя. Душевные терзания Жиля описаны так, как мыслит и воспринимает мир женщина. Что это? Отсутствие фантазии? Неспособность понять разницу гендерного мышления? Неумение разграничить женское и мужское начало? Или уверенность в том, что мужчины думают и рассуждают так же как женщины?! Это обескураживает. Это делает героя чужим, искусственным персонажем с надуманными проблемами.

«С начитанной женщиной спокойнее - она смутно знает, что ее ждет и что ждет ее партнера».

До зубовного скрежета, до патетического закатывания глаз, до гримасы отвращения - вот до чего способна довести книга «Немного солнца в холодной воде». Это откровенно слабое произведение наводило меня на мысль, что Саган «исписалась» (но оказалось, что этот роман написан в зените славы), что это проба пера (что опять же не так, семь отличных романов были к тому времени написаны и очень тепло встречены публикой и критиками), что это «лебединая песня» уходящей на покой глубоко старой консервативной женщины (но нет, когда она писала роман, ей было почти столько же, сколько и мне - 34). Я не знаю, в чем главная причина, но мне эта книга категорически не понравилась.

А потом я прочла Франсуа Мориака «Терезу Дескейру», и мне стало понятно, чего именно не хватало Саган. Таланта. Она просто не может писать так же гениально, как ее соотечественник-классик. Она хотела сказать многое, а получилось и мало, и плохо. Этот роман - беспомощная попытка описать смятение, безысходность человека, переосмысливающего жизненные ценности. О… Саган провалила замысел, чудовищно, окончательно и бесповоротно. Читать ли это? Решать, безусловно, вам. Лично я пока боюсь начинать у Саган что-то другое.

Похожие статьи